— Зачем тебе это?
— Что? — спросил он с очень искренним изумлением на лице. — Зачем к князю идем? Чтобы матушку не расстраивать.
— Нет, зачем ты выгораживаешь хванца?
Миролюб слегка нахмурился, а потом досадливо покачал головой.
— Потому что живым его хочу, — не стал отпираться Миролюб.
— Для чего?
— Видно, не так ты утомилась в дороге, коль столько вопросов задаешь, — одними губами улыбнулся Миролюб и щелкнул пальцами в воздухе.
В ответ на этот жест из ближайшего вольера раздался дикий лай, я подскочила и еле удержалась от того, чтоб не взвизгнуть. Миролюб расхохотался, как мальчишка.
— Вот такая она у нас дурная. Стоит пальцами щелкнуть, лаять начинает. Прости, — покаялся он, однако виноватым при этом совершенно не выглядел.
***
Если я ожидала, что развлечений в Каменице будет намного больше, чем в Свири, то первый же день пребывания в столице показал мне, насколько я ошиблась. Устав накануне, я рано легла спать, мимолетно подумав, что Добронега должна была поинтересоваться, хорошо ли я себя чувствую, однако после нашей прогулки она молчала. Вероятно прогулка с князем вымотала ее саму. С князя мои мысли перескочили на Миролюба. Меня снова смущала его откровенность. Хотелось бы думать, что он, в отличие от остальных мужчин в этом мире, видит во мне человека, с которым можно делиться своими мыслями, но что-то не давало мне поверить в это окончательно.
В дополнение к этому давила неизвестность относительно судьбы Альгидраса. Мне очень хотелось верить Миролюбу, но никаких гарантий того, что происшествие будет сохранено в тайне, не было: слишком много свидетелей было у этой истории. Вдруг кто-то решит, что ему выгодней заслужить расположение князя, чем хранить верность княжичу? Полную гарантию безопасности Альгидраса могла дать, пожалуй, лишь безвременная кончина всех свидетелей. Но думать о таком даже в шутку я не могла.
В итоге снилось мне что-то странное. Я видела чашу с ритуальным огнем и откуда-то знала, что это именно тот первозданный огонь, который горит в Савойском монастыре. Еще во сне я от кого-то убегала и голос на незнакомом мне языке говорил какие-то слова. Во сне я точно знала, что это пророчество, но, естественно, не понимала ни слова. Я подумала, что мне необходимо обязательно его запомнить, чтобы потом попросить Альгидраса перевести, но и это, разумеется, мне не удалось. Более того, я проснулась с мыслью, что эти сны словно не мои: пугающие, бредовые. Я попыталась прислушаться к своему организму, чтобы понять, не заболела ли я, однако я не только не заболела, но и чувствовала себя гораздо бодрее, чем в Свири. И это тоже было странно.
Я спрыгнула с кровати и, прошлепав босиком к окну, распахнула ставни только для того, чтобы увидеть пелену дождя. Лежа в постели, я слышала, что идет дождь, но даже не предполагала, что настолько сильный. Отчего-то я подумала о саде Милонеги. Мне казалось, что после дождя там должно быть красиво, и решила непременно пойти туда погулять.
Окончательно проснувшись, я вспомнила, что живу в комнате, вообще-то, не одна, а с Добронегой, и, обернувшись, с удивлением увидела ее пустую, аккуратно заправленную постель. Ну и как мне теперь? Весь день тут сидеть?
Пока я одевалась и умывалась водой из заботливо приготовленного кувшина, дверь отворилась и вошла Добронега.
— Проснулась уже? — спросила она и рассеянно коснулась ладонью бока печи.
— Топится? — зачем-то спросила я.
Добронега кивнула и бросила на меня такой взгляд, что я запнулась на очередном дежурном вопросе и поневоле отвела глаза, пытаясь вспомнить, не сотворила ли я вчера чего предосудительного. Может быть, я не должна была уходить с Миролюбом смотреть волчат? Впрочем, Добронега сама ушла с князем, а Миролюб мне, в общем-то, жених как-никак. Я понимала, что накручиваю сама себя, заранее подыскивая оправдания, что, в сущности, ничего еще не случилось, просто на меня странно посмотрели, но в итоге не выдержала и спросила:
— Что?
Добронега же сделала вид, что не услышала вопроса:
— Здесь позавтракаем. Я попросила девочек сюда принести, — пояснила она и принялась мыть руки.
Я не стала спорить, поскольку понятия не имела, как здесь принято.
— А Злата с нами будет?
Добронега поправила платок, разгладила рукав платья, подол. Я заволновалась:
— Со Златой все в порядке?
— Да, — нарочито спокойный голос Добронеги совершенно не соответствовал ее виду.
Она сейчас вела себя так же, как когда они вливали в меня лекарство. Тогда ласковые голоса совсем не соответствовали тем взглядам, которыми Добронега и Радим смотрели на меня. Я что, веду себя, как Всемила перед приступами?
– Я хорошо себя чувствую, – произнесла вслух я.
– Хорошо, – эхом откликнулась Добронега.
– У Златы точно все в порядке? – тут я запнулась и поняла, что здесь никто не говорит «в порядке», и каким-то шестым чувством уловила, что Добронега тоже это заметила. Так, точно она не слышала меня эти несколько месяцев, а здесь вдруг услышала. Будто написанная и придуманная мной некогда Свирь защищала меня от разоблачения, а оказавшись в чужом городе, я разом растеряла все свои обереги. Мы стояли друг напротив друга в просторной комнате, и мне казалось, что повисшее напряжение можно ощутить почти физически.
– Что-то случилось? – севшим голосом спросила я.
– Нет, – ответила Добронега и улыбнулась ненастоящей улыбкой, такой, какой не улыбалась мне никогда. Такой, какой не улыбалась Всемиле.
Я почувствовала, что щеки вспыхнули и по спине побежал озноб. Я набрала в грудь воздуха, неловко им поперхнулась, откашлялась, заправила волосы за ухо, осознавая, что веду себя как преступник, застуканный на месте преступления. Но вся беда была в том, что именно так я себя и чувствовала, хотя причины понять не могла.
– Может, тогда к Злате сходим? – неуверенно предложила я.
Почему я не могла перестать повторять имя Златы, я не знала.
– Не нужно, пусть отдыхает, – отрезала Добронега.
Я обхватила себя за плечи, пытаясь справиться с невесть откуда взявшейся дрожью. Я почему-то вспомнила то чувство, когда впервые пришел Радим, и мне казалось, что ткань мироздания натянулась, и вот-вот что-то произойдет… словно весь этот мир противился тому, что я явилась сюда обманом. Вот и сейчас я чувствовала то же самое: будто этот мир меня выталкивает, не желая больше принимать. При этом не было недомогания, которое вызывала святыня. Я-то считала, что буду медленно угасать, но физически сегодня я чувствовала себя гораздо лучше, чем все последние недели. Зато эмоционально держалась из последних сил, чтобы не сорваться в истерику, потому что понимала, что что-то произошло. Что-то изменило отношение Добронеги ко мне. При этом я точно знала, что ничто в этом мире не способно повлиять на отношение Добронеги к Всемиле. А это значит… Нет, я не могла даже просто додумать эту мысль до конца. Мне нужна была помощь.
